Добавлено: Sun Jul 24, 2011 5:02 pm Заголовок сообщения:
Запыхавшийся Ринс захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной. Ничего не понимая, стоял он, уставясь на завалы из вещей и мебели. Вопрос «Что случилось» Ринс перед собой даже не ставил. Яснее ясного - его обокрали. Унесли, надо полагать, даже листья чая - одного из южных кустарников, которые Ринс привез из последней поездки. Листья, попробовав настой которых люди менялись, листья, за которые отнюдь не самый богатый купец Алим, смуглый и горбоносый, давал неправдоподобную совершенно сумму, если бы Ринс соизволил их продать. Экс-волшебник (а впрочем, может ли волшебник быть бывшим?) зажмурил глаза и поднял голову, собираясь завыть с горя, но вою не суждено было родиться. – Стоит ли горевать?- спросил Ринс сам у себя и…улыбнулся, - он жив - здоров, с ним ничего не случилось.…Не случилось? Нет, случилось! Причем случилось давно и непоправимо - ОН РОДИЛСЯ, и все его неприятности вытекают только из этого. Если бы случилось нечто невероятное, и он в свой срок не появился бы на свет, вся причинно- следственная связь в мире (он и не осознавал до сей поры своего величия) была бы нарушена. Уж этого - то боги допустить не могли и вот он, пожалуйста, Ринс, собственной персоной. Он нужен кому-то, нужен для чего-то.…Для «чего-то» - Ринс поежился,- сколько в его не такой уж и длинной жизни было этих «чего-то»! И «Что-то» очередное рисовалось непонятным и тревожащим, даже, пугающим, как, впрочем, и все его мысли о будущем и воспоминания о минувшем. Но мысли - дело долгое, а времени на избежание «чего-то»- кот нака…наплакал. – Я же поделился с Алимом листьями, пойду, угостит он меня настоем, чай (так и назвали кустарник) и придумаю что,- Ринс еще раз с сожалением огляделся, выглянул за дверь, повернул голову налево, направо, шагнул на мостовую и кинулся бежать. Привычка, понимаешь!
Не сказать, что богатым было убранство барского терема: по центру светлицы - необъятный стол. Если бы пинг-понг уже существовал, то из одного этого дубового исполина получилось бы четыре, по крайней мере, теннисных. Во главе стола на резном стуле - огромной скамье со спинкой, опустив руки на подлокотники - двух выгнувшихся деревянных женщин с рыбьими хвостами, сидя спал великан, (живот точно уж мог бы принадлежать великану) пыхтя и похрюкивая.
Бочком, неслышно ступая, волхвы обошли стол и, не взглянув на спящего, исчезли во вдруг открывшейся в стене двери. Влетевший за ними заспанный детина с топором втянул голову в плечи, встал на цыпочки, увидав спящего хозяина и попятился, было, к выходу, но было поздно - великан потянулся, скрестил поудобнее ноги и промычал что-то нечленораздельное. Здоровяк с размаху грохнулся на колени и ткнулся лбом в пол. Некоторое время стояла мертвая тишина, потом со стороны стола вновь послышались всхрюкивания и стоны. Детина неслышно вперед задом все же выполз из светлицы и ухитрился бесшумно затворить дверь. И тут, мертвея от ужаса, стражник почувствовал упершееся в…то место, вперед которым он двигался, копье…
-Вставай, собака - замогильный голос, не оставляя ни сил сопротивляться, ни времени для размышления, парализовывал волю. Детина, по-прежнему стоя на четвереньках, выпустил из волосатой лапы топор, развел руки и попытался встать. Забыв выпрямиться, он рухнул вниз лицом, потеряв опору. Смех за спиной ободрил стражника - не все, похоже, так страшно.
-Ты, Тур, не в себе, что-то - голос был знакомый, и детина повернулся назад с глупой улыбкой.
-Дедушка Белосвет, в чем я перед тобой провинился, что так шуткуешь?- и снова, еще глупее улыбнувшись, попытался припомнить, не дал ли где промашку.
Высокий белый, не поворачивается язык сказать- «старик», напоминающий больше воина, чем волхва, лукаво улыбался, сжимая узловатыми пальцами посох. Впрочем, словом «посох» трудно назвать предмет, вооружась которым одному смело можно выходить на ватагу лихих людей. Позади Белосвета, держась за его плечо, стоял второй волхв, широко расставив ноги. Тур поежился - широкие плечи, не по-стариковски густые, белые волосы туго обхватывает медный обруч, кустистые брови нависают над глазами. Голос, так напугавший его, принадлежал, похоже, этому волхву. Волхву ли? Посох, не меньше Белосветовского, он держал за середину не перед собой, а чуть сбоку, на манер копья. Стоял и глядел не моргая - Тур было занервничал под его взглядом, но присмотревшись не увидел в глазах незнакомца зрачков - волхв был слеп. - Не гляди слепому в глаза - голос возник как бы сам собой, из воздуха, Тур готов был поклясться, что губы волхва не шевелились. – Выйди наружу, постой там и зайди опять,- Тур молча кивнул. – Делай, как сказали!- это уже Белосвет,- И, знаешь, лучше будет, если ты нас не видел,- Тур сделал глотательное движение и, пятясь (что за день такой?) исчез.
Старательно топая, стражник честно дошел до крыльца, вдохнул свежо бодрящего (слово «экология» тоже выдумают тоже гораздо позже невежественные люди, неспособные иначе объяснить действие лесного воздуха) воздуха и, поднявшись снова наверх, не нашел и следа волхвов. Даже в светлицу решился заглянуть, тихохонько приотворив дверь. Великан все еще спал, только голова его склонилась набок сильнее. Тур моргнул, закрыл приоткрытый нелепо рот и начал прикрывать дверь - Скри-и-ип. Спящий гукнул во сне, убрал руку со спины русалки, отчего та, даже выпрямилась, и всем телом склонился набок. Туру казалось, что сердце бьется где-то в икрах. (На самом деле тряслись поджилки) Он дождался окончания передвижений великана, и все-таки сумел почти бесшумно закрыть дверь. День выдался с утра все же недобрый: не успел Тур дойти до лавки, где хотел сладко вздремнуть после переживаний, как из светлицы донесся страшный грохот… …Высокая румянощекая дева, счастливо улыбаясь и поблескивая очами, потянулась к нему сочными губами. Гостомысл наклонился громадным телом в ее сторону, протянул навстречу лапищи и…рухнул с резного трона. Рыча он, задрав голову, чтобы кровь из разбитого носа, не дай бог, не залила заботливо чесаную бороду, растопырил руки и кинулся к двери. Дверь же, вдруг, тоже со страшным ревом, прыгнула на него. Великан замер и опустил руки. По-прежнему завывая голосом Тура, дверь впечаталась в крупное тело. Удар, второй.… В стене светлицы появилась щель. Несколько глаз (не пар глаз, а просто глаз), один из которых был без зрачков, из приоткрытой потайной дверцы всматривались в тишину светлицы. Где-то под полом чуть слышно терла лапками мордочку мышь, в углу шелково поскрипывал, выпуская паутину, паук.… На полу стояла стоймя тяжелая дубовая дверь. По обе стороны от нее, подпирая могучими ступнями, лежали навзничь два тела, одно необъятнее другого. Голова Гостомысл и старший стражник Тур, лыбясь лежали без чувств. На какое- то время заботы и переживания были выбиты из их крепких голов. – Эх, ладно бы стражник, а то и голова у нас без головы,- со вздохом произнес кто - то из закрывающейся дверцы. Спать хотелось ужасно, но сон, хоть ты лопни, не приходил. То есть, он, конечно, был, блуждал где- то рядом - Ринс чувствовал его близость - но орава чумазых, полуголых бесенят, балаболящих и суетившихся, не только сон, а и саму Смерть (или самого) смутили бы и заставили отступить…
Не в первый уж раз волшебник, так представил Ринса домашним хозяин, чтоб не допекали (эффект же был совершенно обратный) слишком, принимался за еду. - Перекушу, разомлею, и сморит меня сон - тщетно надеялся он, поглощая огненный настой душистых трав, сладкий и заставляющий обильно потеть под пыльным балахоном. К чаю полагалось и подавалось, кстати, стараниями несравненной Бутагоз - самой драгоценной ценности купца - огромное количество разнокалиберных баурсаков и засахаренные фрукты. Больше на купеческом столе Алима не было ничего. Впрочем, иногда не бывало и этого. Сам хозяин полулежал рядом, опершись на локоть. Он безмятежно дремал, изредка отхлебывая из пиалы, казалось, не просыпаясь. Так же он и отвечал на реплики Ринса - в приятной полудреме.
Человек его сословия, по законам своего народа, обязан был: заниматься торговлей, невзирая на степень выгодности оной (этим Алим как раз и занимался); иметь хотя бы двух жен, пару мулов и с полдюжины ребятишек (тут тоже, практически, порядок- красавица- жена, два осла, ребятишек же…Алим так точно и не знал, сколько же их, тем более у некоторых из них было по несколько ласковых имен). Обязан был купец уметь долго и красиво говорить, иметь гладкую, хной крашеную бороду и черного слугу. А вот этого всего у Алима не было, но понятие «комплекс» было ему чуждо (да и слова такого,
повторим, еще не выдумали, слава богам). Живя на чужбине, он считался на родине своей удачливым и уважаемым человеком, и сотоварищи его, приезжая, считали честью и долгом поселяться под его крышей. Они распродавали товары, долгими пьяными ночами рассказывали о жизни в городе его детства и уезжали. Только Алим поправлял свои дела и начинал расторговываться, наезжали очередные гости.…В один прекрасный день, не наевшись досыта за столом друга, гости съезжали на постоялый двор, а отторговавшись - уезжали не попрощавшись…
Ринс прищурился, будто задремав, и из под полуопущенных век уставился на хозяина. Крутые плечи под старым халатом, тонкая, жилистая шея, голова - небольшая, с залысиной спереди до самой, почти, макушки. Нос Алима горбинкой, но не хищный, не орлиный, а гордый, тонкий нос был снизу украшен усами. В общем, он походил…- Ринс вздрогнул - Нет, не может быть, и еще пристальней стал вглядываться в лицо друга. Губы, самый обычный рот, короткая бородка, почти всегда улыбается.…Когда довольно, а чаще печально как-то…- походил на изображение одного из богов, виденное Ринсом где-то в странствиях по свету.
-Почудится же такое - Ринс сглотнул комок и окончательно простился с надеждой поспать. Раздвигая плечами толпу, большой человек шел, будто корабль среди плывущих льдин. Высокий рост и голые руки, способные, кажется выжать воду из камня, весьма способствовали быстрому продвижению незнакомца, а незнакомец этот был, как вы видимо уже догадались Мал. И шел он по адресу, указанному уличными попрошайками, людьми вездесущими и все про всех знающими. За небольшое от Мала вознаграждение, оказавшееся, впрочем, раз в десять больше их дневного заработка, они немедленно рассказали гиганту кто есть, чем занимается и где обитает «бедный смешной коротышка». Не считая пары неадекватных пьяненьких троллей, спихнутых в канаву, сошедшего с ума быка, выпрягшегося от страха из повозки и умчавшегося невесть куда, и ведьмы, еле успевшей выдернуть полу плаща из-под ножищи гиганта, никто из горожан не пострадал за время Малова скитания по тесным улицам. Уже часа два спустя бывший воин стоял перед входом в Ринсово пристанище.. Сорванная дверь криво висела на одной петле, скрипя и покачиваясь от могучего дыхания Мала. Комната была мало того, что пуста, но перевернута и разграблена.
-П-Ф-фу-ф-р - Мал выпятил губы и фыркнул, изобразив при этом жест, при виде которого городские скромницы не остались бы равнодушными. Дверь не смогла вынести такого чудовищного возмущения атмосферы и с грохотом гробанулась наземь, едва не на носки возмутителя. Еще миг Мал постоял, вглядываясь внутрь, а потом резко шагнул в комнатку и быстро нагнувшись что-то выхватил из груды разбитых полок и табуретов.…Это нечто оказалось внушительного размера сундуком, украшенным сотней босых, не всегда чистых пяток. Выбрал же гигант сей предмет не из за странного его дизайна, а лишь потому, что тот был единственным целым предметом, достаточно крепким на вид и годным для сидения. Хотелось юноше подкрепиться и подумать. Оба этих дела лучше делались, почему-то, сидя. И причем оба вместе: чем сытнее обед, тем плодотворнее работа мысли. Быстрее, чем были прочитаны эти строки, Мал поставил сундук в буквальном смысле «на ноги» и уселся сверху на крышку. Сундук крякнул. Мал открыл рот и привстал. Сундук…облегченно вздохнул. Мал ошалело посмотрел вокруг - не скрывается ли кто в обломках утвари, не нужна ли кому помощь. Нигде никого не было, гигант рассеянно хмыкнул и снова брякнулся на крышку. На этот раз ему послышалось уже не безобидное кряхтенье, а высказывание, которое в краях, населенных Маловыми соотечественниками, не подобает слышать женщинам и детям. Мал проворно вскочил, схватился за крышку сундука и рывком попытался распахнуть ее. Сундук заревел от боли и обиды, открылся…но оказался пустым…
Следующие несколько минут описывать Мала смысла нет - он стоял, выпучив глаза и раскрыв рот, пока создание, коварно прикидывавшееся до этого сундуком, осыпало его ноги пинками, плевалось из замочной скважины, гнусно ругалось и шипело. Несколько отведя душу и, видно, придя в душевное равновесие, сундук начал жевать полу пыльного солдатского плаща, но, скривившись, плюнул и дотянулся до котомки, висевшей на плече солдата. Мал частично очнулся, схватил лямку котомки обоими руками и судорожно дернул к себе. Котомка скрылась внутри довольно заурчавшего сундука и Мал, державший лямки, опрокинулся навзничь от неожиданности. Он сидел на куче обломков с таким же выражением лица- глаза выпучены, рот открыт - и смотрел на обрывки лямок в руках. Сундук не торопясь, подошел, приоткрыл крышку и «прикусил» лямки. Сделал несколько жевательных движений и кисти Мала оказались прямо у «рта». Солдат быстро отпустил обрывки и спрятал руки за спину. Глотательное движение - и «рот» закрылся. Мал, наконец, свой рот тоже закрыл, и, казалось, в первый раз с интересом посмотрел на сундук.
-Кис- кис - позвал он и поманил предмет пальцем. Тот подошел и потерся боком о бедро юноши. Внутри сундука что-то шуршало и урчало. Мал, ладонью одной руки сделал поглаживающее движение, а другую завел сбоку и неожиданно схватил сундук…
Клаус Горбатый, зарабатывающий на жизнь, добывая старые вещи на свалках и пожарищах, ремонтируя и продавая за гроши, так, что очередь на него и его товары расписана на месяцы вперед, уже было прошел мимо, но остановился и присмотрелся. Комната Ринса, перед дверью которой он стоял, вернее, перед местом, где она, дверь, должна бы висеть, была разрушена, разбита, разбросана.
- Похоже, Ринс съехал, а комнату разорили грабители - подумал Клаус, и только собрался шагнуть внутрь, как стена рухнула, раздался вопль, потом еще один, но другим голосом, и на узкую улочку вывалился неправдоподобный, огромный человечище- тролль выглядел бы рядом подростком. Одной ручищей человек тащил за открытую крышку огромный же сундук, другой зажимал свои…другую держал где- то между ног. Голова Горбатого закружилась, он сел на мостовую: оба они, и сундук и человек, отчаянно орали и выли. Голоса их то накладывались один на другой, то расходились, словно сильно нетрезвые горцы пытаются спеть друзинскую песню.